УШАКОВ Симон (Пимен) Фед. (1626—86) — живописец, теоретик, педагог. Происходил из посадских людей и, по-видимому, очень рано получил основательную подготовку к своей специальности, так как, будучи всего 22-х лет от роду, был принят в царские «жалованные» (то есть получавшие постоянное содержание) мастера Серебряной палаты при Оружейном приказе. Более 30 лет по сути возглавлял всю русскую художественную жизнь середины и 2-й половины 17 в., ни один большой заказ Оружейной палаты не обходился без Ушакова. В 1660-х гг. слава и благополучие сменяются неожиданной опалой и ссылкой на 2 года в монастырь, затем снова в Оружейной палате, где он с 1648 был сначала знаменщиком, затем жалованным иконописцем, руководителем ее иконописной мастерской на протяжении 22-х лет. Глава фряжской школы . писал иконы, миниатюры, осуществлял надзор за росписями в Архангельском и Успенском соборе Моск. Кремля (1660) и в Грановитой палате (1668), исполнял иконы для ц. Троицы в Никитниках, работал в гравюре, в основном в офорте (Семь смертных грехов, 1665), исполнял рисунки для граверов (Повесть о Варлааме и Иоасафе), чертил геогр. карты, писал теоретич. соч. (Слово к люботщательному иконного писания, ок. 1666), готовил Алфавит художников. Характерные приемы Ушакова — светотеневая лепка, объемная моделировка мелкими мазками по форме, усложнение техники иконописи (многослойная плавь в ликах), тонкая нюансировка, стремление к передаче ощущения живой плоти, реальных предметов. Излюбленная тема — Спас Нерукотворный( в соборе Троице-Сергиевой лавры), рисовал его много раз. Но в иконах применяет принципы портретного искусства (светотень, лепка формы), это противоречит содержанию иконы. Творчество Ушакова совпало по времени с периодом трансформации всей системы др.-рус. иск-ва. В его иконах нет напряженной жизни новгородских икон 14—15 в., нет рублевской одухотворенности, на смену им пришло стремление к передаче реальности мира, чел. тела, интерес к портретности персонажей, к пейзажу (изображение царя Алексея Михайловича с семьей, портреты заказчиков во мн. иконах, нутровые палаты в рис. к Повести о Варлааме и Иосафе). Преодоление плоскостности и светотеневая моделировка формы — приемы, противоречащие природе иконы в целом.
Икон, писанных Ушаковым, дошло до нас довольно много, но большинство их искажено позднейшими записями и реставрациями. Произведения, равно как и другие работы Ушакова свидетельствуют, что он был человек весьма развитый по своему времени, художник талантливый, прекрасно владевший всеми средствами тогдашней техники. В отличие от принятого в то время правила «писать иконы по древним образцам», Ушаков не относился равнодушно к западному искусству, веяние которого вообще уже сильно распространилось в XVII веке на Руси. Оставаясь на почве исконного русско-византийского иконописания он писал и по древним «пошибам», и в новом так называемом «фряжском» стиле, изобретал новые композиции, присматривался к западным образцам и к натуре, стремился сообщать фигурам характерность и движение.
«Древо государства Российского»
Икона написана на ровной доске, поля которой отделялись от самой иконы только чертой.
Внизу, вдоль иконы, идет кремлевская стена. За нею, возвышается пятикупольных храм, внутри которого выросло дерево. Из трех главных его ветвей средняя имеет вверху большой овал с изображением Богоматери с Младенцем. Две другие ветви имеют круглые клейма с изображением московских угодников. При корне дерева стоят, благоверный князь Иоанн Данилович, и митрополит Петр, с кувшином в руках, как бы поливающий дерево. Над ними надписи: по одну сторону – “Господи, призри с небеси и виждь”, а по другую – “и посети виноград сей и соверши, и его же насади десница Твоя”. В некотором стоит благоверный государь Алексей Михайлович, а за ним – царица Мария Ильинична с сыновьями Алексеем Федором Алексеевичами. В самом верху иконы находится вполне оригинальное изображение Спасителя. Почти поколенный, в возмужалом возрасте, он стоит в облаках, Внизу, над облаками, по сторонам Спасителя, два ангела: Кроме того, по сторонам же Спасителя идут надписи, определяющие сам сюжет иконы. Внизу иконы есть тоже надпись с именем автора иконы.
Это едва ли не первый на Руси опыт изображения на иконе простых мирян — царя и его семьи, хотя в Европе уже существовала традиция портретов заказчиков в церковной живописи. Это вторжение мирской жизни в жизнь духовную вызвало много нареканий.
В своих работах Ушаков стремился передать объем предметов, писал лица одутловаты и округлы, как в жизни бывает. Это новая по тем временам манера письма вызывала нарекания современников, особенно старообрядцев во главе с протопопом Аввакумом.
Парсуна.Первые русские парсуны создаются, скорее всего, мастерами Оружейной палаты Московского Кремля в XVII веке. Во второй половине XVII века парсуна часто пишется на холсте в технике масляной живописи, хотя манера исполнения продолжает содержать иконописные традиции. В парсуне портретное сходство передаётся весьма условно, часто используются атрибуты и подпись, позволяющие определить изображённого. Наиболее известным автором парсун считается Симон Ушаков. По стилю, приемам и материалам живописи парсуны первоначально ничем не отличаются от икон, выполняются на иконных досках с ковчегом. Иногда пишется такой составляющий элемент иконы, как нимб вокруг головы персонажа.
Во второй половине XVII в. парсуна часто пишется на холсте в технике масляной живописи, хотя манера исполнения продолжает содержать иконописные традиции. Временем окончательного превращения парсунной живописи в западноевропейский живописный портрет считаются 1760-е гг., однако, в провинции техника парсуны существовала и в более поздний период.
Трагедия Ушаковского искусства заключается в том, ч то он не был в сущности ни иконописцем, ни живописцем: отстав от первых, он не пристал ко вторым. Оттого при несомненной даровитости недостаточно работ, которые восхищали бы нас своей яркостью и давали подлинную художественную радость. Тем не менее, влияние его на судьбу русской иконописи так велико, что мы вправе называть всю вторую половину 17-го века и даже добрую часть 18-го — эпохой Ушакова. В этом влиянии, более нежели в чем-либо другом, нам уясняется значительность всей его фигуры.
