Борменталь: — Нет, нет, нет, нет, извольте заложить салфетку.
Шариков: — Ну что, ей-богу.
Борменталь: — Я не позволю вам есть, пока вы не заложите салфетку.
Борменталь: — Дарья Петровна, примите у Шарикова тарелку.
Шариков: — Как это так — примите?
Борменталь: — И вилкой, пожалуйста.
Преображенский: — Благодарю вас, доктор. А то уж мне надоело делать замечания.
Шариков: — Я водочки выпью.
Борменталь: — А не будет вам?
Шариков: — Вам жалко?
Борменталь: — Вы, Шариков, чепуху говорите. И возмутительней всего то, что говорите её безапелляционно и уверенно. Водки мне, конечно, не жаль, тем более, она не моя, а Филиппа Филипповича. Но это вредно, это — раз. А второе — вы и без водки ведёте себя неприлично. Не так надо наливать. Сначала предложите Филипп Филипповичу, затем мне, а уж в заключение себе.
Шариков: — Вот всё у вас, как на параде. Салфетку — туда, галстук — сюда. Да извините, да пожалуйста-мерси. А так, чтобы по-настоящему. — это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.
Преображенский: — А как это по-настоящему, позвольте осведомиться?
Шариков: — Желаю, чтобы все.
Борменталь: — И вам того же.
Преображенский: — Стаж! Ничего уж тут не поделаешь — Клим Чугункин.
Борменталь: — Вы полагаете, Филипп Филиппович?
Преображенский: — Нечего и полагать. И так всё ясно.
Шариков: — Я ещё водочки выпью.
Борменталь: — Ну-с, что мы с вами предпримем сегодня вечером?
Шариков: — В цирк пойдём, лучше всего.
Преображенский: — Я бы на вашем месте хоть раз в театр сходил.
Шариков: — В театр я не пойду.
Борменталь: — Икание за столом у других отбивает аппетит.
Борменталь: — А почему, собственно, вам не нравится театр?
Шариков: — Да дурака валяние. Разговаривают, разговаривают… Контрреволюция одна.
Борменталь: — Вы бы почитали что-нибудь, а то знаете ли…
Шариков: — Уж и так читаю, читаю.
Преображенский: — Дарья Петровна, убирайте водку.
Преображенский: — Так что же вы читаете? Робинзона Крузо?
Шариков: — Эту… как её, переписку Энгельса с этим… Как его дьявола? с Каутским.
Преображенский: — Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков: — Да не согласен я.
Преображенский: — Что, с Энгельсом или с Каутским?
Шариков: — С обоими.
Преображенский: — Это замечательно, клянусь Богом.
Преображенский: — Да, и что вы можете со своей стороны предложить?
Шариков: — Да что тут предлагать? А то пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то. Голова пухнет! Взять всё, да и поделить.
Преображенский: — Так я и думал, именно это я и полагал.
Борменталь: — А вы и способ знаете?
Шариков: — Да какой тут способ. Дело нехитрое. А то что ж: один в 7-ми комнатах расселился, штанов у него 40 пар, а другой по помойкам шляется, питание ищет.
Преображенский: — Насчёт 7-ми комнат — это вы, конечно, на меня намекаете? Ну что ж, хорошо, я не против дележа. Доктор, скольким мы вчера отказали?
Борменталь: — 39-ти человекам.
Преображенский: — Так. 390 рублей. С вас, Шариков, 130. Потрудитесь внести.
Шариков: — Хорошенькое дело! Это за что такое?
Преображенский: — За кран и за кота!
Борменталь: — Филипп Филиппович…
Преображенский: — За безобразие, которое вы учинили и благодаря которому сорвали приём! Человек, как первобытный, бегает по всему дому и срывает краны!
Преображенский: — Кто убил кошку мадам Поласухер, кто?
Борменталь: — Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице.
Шариков: — Да она меня по морде хлопнула! У меня не казённая морда!
Борменталь: — Потому что вы её за грудь ущипнули!
Борменталь: — Вы стоите…
Преображенский: — Вы стоите на самой низкой ступени развития. Вы — ещё только формирующееся слабое в умственном отношении существо. Все ваши поступки звериные.
И вы, в присутствии 2-х людей с университетским образованием позволяете себе давать советы космического масштаба и космической же глупости о том, как всё поделить!
Преображенский: — А сами в то же время наглотались зубного порошку.
Борменталь: — Третьего дня.
Преображенский: — Зарубите себе на носу, что вы должны молчать и слушать, молчать и слушать, что вам говорят! Учиться и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социального общества.
Преображенский: — Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой?
Шариков: — У вас все негодяи. Ну что ж, ну Швондер дал, чтоб я развивался.
Преображенский: — Я вижу, как вы развиваетесь после Каутского. Зина!
Борменталь: — Зина!
Шариков: — Зина!
Преображенский: -Там, в приёмной… Она в приёмной?
Шариков: — В приёмной. Зелёная, как купорос.
Борменталь: — Да. Зелёная книжка.
Шариков: — Ну, сейчас палить. Она ж казённая, с библиотеки!
Преображенский: — Переписка, называется, Энгельса с этим… чёртом… В печку её!
Преображенский: — Я бы этого Швондера повесил, честное слово. На первом суку.
Преображенский: — Сидит эта изумительная дрянь в доме — как нарыв! Мало того, что он пишет бессмысленные пасквили в газетах, да ещё…
Преображенский: — Доктор, ради Бога, съездите с ним в цирк.
Преображенский: — Только посмотрите в программе — котов нету?
Шариков: — И как такую сволочь в цирк допускают?
Преображенский: — Ну, мало ли кого туда допускают. Что там у них?
Борменталь: — Слоны и Предел человеческой ловкости.
Преображенский: — Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков?
Шариков: — Что же, я не понимаю, что ли? Кот — другое дело. Слоны — животные полезные.
Преображенский: — Ну и очень хорошо. Поезжайте и посмотрите на них.
Преображенский: — Иван Арнольдович, покорнейше прошу, пива Шарикову не предлагать.
