Существование в Удельной Руси этого сеньериального права, в обеме древнего иммунитета, выясняется вполне, документально, путем детального сравнения иммунитетных дипломов с жалованными льготными грамотами. Мы находим в этих грамотах то же самое основное постановление, как и в западных дипломах, обеспечивающее неприкосновенность вотчины и ее населения для княжеских властей, immunitas, ограждающее ее неприступной стеной от агентов правительства, как в современных нам некоторых автономных учреждениях. «Да не осмелится ни один общий судья вступать в эти владения» – так постановляли французские короли в своих дипломах. И то же самое, в столь же категорических выражениях говорят наши князья в своих жалованных грамотах: «А волостели мои в околицу его (игумена) не везжают» . или «а наместники мои и волостели и их тиуни не везжают» или «не всылают» к таким-то вотчинникам, «ни к их людем ни по что».
Наши грамоты, точно также как западные дипломы, особенно настаивают на этом главном постановлении и затем указывают все проистекающие из него следствия полной иммунитетности, автономности частного имения, не оставляя места для сомнений, что в тех и других грамотах идет речь об одном и том же институте. У нас и на западе одинаково по этим грамотам частному собственнику предоставляются: 1) исполнительная судебная власть, 2) право суда на всех людей, живущих в имении, 3) право сбора с них налогов и пошлин. Эти постановления встречаются у нас с небольшими вариантами в сотнях жалованных грамот. В наиболее краткой формулировке они выражены, например, в следующих словах жалованной грамоты, данной Кирилло-Белозерскому монастырю около 1400 года. «Людям» игумена Кирилла – говорит Белозерский князь – 1) «ненадобе моя дань, ни иная, никоторая пошлина . 2) волостели мои к тем людям не всылают ни по что, ни судят, 3) а тех людей ведает и судит игумен Кирило сам».
К порядкам, создававшимся на основании таких категорических определений наших жалованных грамот, вполне приложима следующая характеристика иммунитета, написанная Ф. де-Куланжем по западным дипломам: «Частный собственник, лишив власти государственного чиновника, стал безусловным господином над своими землями. По отношению к людям свободным и рабам, живущим на его земле, он уже не только собственник, он становится тем, чем раньше был граф: в его руках – все, что принадлежало государственной власти. Он – единственный глава, единственный судья, как и единственный покровитель. Люди его земли не имеют иного правительства над собою. Конечно, по отношению к королю он остается подданным, или, говоря точнее, верным . но у себя дома он сам – король». И наши исследователи, изучавшие наши жалованные грамоты независимо от западных иммунитетных дипломов, еще в 50 годах приходили буквально к тем же выводам. Так, Милютин утверждал, что следствием жалованных грамот было у нас «образование из каждой монастырской или церковной вотчины особого полунезависимого и замкнутого в себе мира, государства в государстве». Так, Неволин писал, что «на основании жалованных грамот поземельный владелец получал многие права державной власти и становился в своей вотчине как бы князем». < .…> .
Согласно воззрениям некоторых немецких и французских историков, иммунитет, как учреждение, не был созданием королей, не возник впервые из иммунитетных дипломов, а был исконной принадлежностью крупного землевладения[9]. < .…> .
По некоторым нашим грамотам иммунитетная судебная привилегия составляет не предмет особого пожалования, а как бы естественный, необходимый придаток к передаче права собственности на землю. Села даются «с судом и со всеми пошлинами». В этих грамотах так же, как в западных «иммунитет, говоря словами Флака, является как простое пользование правом собственности». В первой половине XV века один Белозерский боярин, жалуясь, что Кирилловский монастырь «отнимает» у него «от суда да от дани» деревню, принадлежавшую к его вотчине Кистеме, ссылался, в подтверждение своих прав на нее, не на пожалование, не на княжескую грамоту, а на старину: «а та деревня исстарины тянет судом и данью к нам». < .…> .
Этот вотчинный сеньериальный суд ограничивается у нас, судя по отражению его в жалованных грамотах, к концу удельного периода, по мере усиления территориальной государственной власти великих князей. Раньше всего и наиболее последовательно он ограничивается в московском великом княжестве, где раньше и прочнее, чем в других княжествах, соперничавших с ним, утверждаются государственные начала. Это точно выясняется сравнением жалованных грамот разных княжеств: московского, тверского, рязанского, угличского, белозерского и других. Во второй половине XV века почти всюду право суда дается «опричь одного душегубьства» . в XVI же веке – уже за исключением всех уголовных дел: «опричь татьбы, разбоя и душегубства».
