Думаю, что если на просьбу о прощении ответить честно: «Пойми, я по немощи своей пока не могу тебя от сердца простить, но прошу, чтобы Бог простил тебя!», это сблизит нас больше, нежели лицемерное «прости» или делание вида, что ничего не произошло.
= = =
«Неделя до Прощеного воскресенья. Что происходит, если человеку никто не нужен»
Неделя до Прощеного воскресенья. Что происходит, если человеку никто не нужен
Нам тяжело даются любые благие поступки. Мы заставляем себя, мы готовимся к ним, мы решаемся на них. Хотя добро для меня должно быть естественно. Естественно для человека забыть про себя, а другого поставить на первое место.
= = =
«Высокие технологии примирения»
Раньше люди, чувствуя приближение смерти, старались собрать возле себя родных и близких. Также и родственники, зная, что их любимый человек готовится к смерти, стремились попасть к нему. Для чего? Не просто выказать свое сочувствие, со скорбным видом постоять у постели больного, а для того, чтобы примириться, чтобы человек отошел в мир иной в мире со всеми.
Причинить боль очень просто – мимоходом, не замечая того, можно ранить словом или поступком. Грешить вообще легко. Как в известной фразе – легко камни разбрасывать, а собрать их обратно достаточно проблематично.
Поэтому очень важно потрудиться, заставить себя переступить через свою гордость и примириться в какой-то словесной форме, от всего сердца сказать: «Прости меня!» Это один из подвигов, если хотите, даже епитимья, которую требует от нас Господь: «Оставь жертву у жертвенника, пойди, примирись с братом твоим, и только потом приноси жертву».
Надо признать, зачастую люди даже услаждаются своим чувством обиженности – вот я такой бедный, несчастный, страдаю. Особенность человеческой природы такова, что мы склонны себя жалеть и в этом находить какое-то услаждение.
В житии преподобного Ефрема Сирина есть рассказ о том, как однажды он безо всякой вины попал в тюрьму. Сидя в заключении, он сетовал, что страдает за то, чего не совершал – а ему приписывали чуть ли не уголовное преступление. По такому поводу он впал в уныние, пока ему не явился Ангел со словами: «Помнишь, в такое-то время ты совершил вот такой поступок, и тебе за это ничего не было?» – «Помню». – «И вот это преступление было, и ты за него не получил наказания». – «Помню». – «Так чего же ты сейчас ропщешь? Ведь страдаешь за то, за что тогда не пострадал».
– Можно ли, примирившись, всё же прекратить общение, если оно совсем стало в тягость?
– Как и в предыдущих случаях, нужно смотреть на контекст ситуации.
Насколько важно наше общение для этого человека? Если у ближнего скорби, болезни, если это лежачий больной, а мы для него чуть ли не единственная отдушина, как бы неприятен он ни был, нужно потерпеть. Как сказано, «друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». В данном случае исполнением закона Христова является несение немощи этого нашего ближнего. Как ему помочь? Выслушать, поговорить, отнестись насколько можно с терпением и любовью.
Если прекращение общения никак человека не травмирует, а для нас общение неприятно, неполезно или тяжко, тогда, возможно, лучше уклониться. Не декларировать вслух: «Я тебе прощаю, но вот общаться с тобой не буду», просто постараться реже пересекаться.
= = =
«Таинство прощения»
«Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф 5, 23-24)
«Жертва Богу дух сокрушен».
На самом деле между покаянием перед Богом и покаянием друг перед другом много общего. Стало быть, если просим прощения у ближнего, значит, обязательно принимаем решение стараться не повторять то, за что нас надо простить. Если необходимо – «сотворить плоды покаяния», например, возместить причиненный ущерб. Или, если обидели либо оклеветали человека публично, публично же и объявить о своей неправоте. И еще – прощаем сами так, как хотим, чтобы нас прощал Господь.
Думаю, греха не будет вместо «Бог простит» отвечать «мне не за что тебя прощать» в тех случаях, когда действительно не за что. Это лучше, чем лишний раз нарушить третью заповедь, произнеся имя Божие всуе.
– Что делать, если не можем простить?
– Поставить перед собой вопрос – почему. И покопаться в себе, только по-честному. Редко бывает, чтобы в конфликте была виновата только одна сторона. Иногда мы ощущаем свою вину, но по гордости не желаем признать ее вслух. Чувство нераскаянной вины вызывает боль, и на боль выступает защитная реакция: мы «переводим стрелки». Причину этих своих страданий стараемся найти в обидчике.
Молитва для тех, кто не может простить: “Господи, Твоей болью исцели мою боль. Твоим прощением помоги мне простить не ведавших, что творят”.
= = =
«Настоящее прощение – это подвиг»
Прощение – это всегда милость.
В чтении о Страшном суде Спаситель говорит тем, кто стоит одесную Его: “Приидите, благословенные Отца Моего, и наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Ибо алкал Я, и вы дали мне есть, жаждал – и вы напоили Меня. Был болен, и вы посетили Меня”. И Он говорит тем, кто стоит так ошую Его: “Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал – и вы не напоили Меня”. Господь мог бы сказать одним: “Я просил прощения у тебя, и ты простил Меня”, – а другим: “Я просил прощения у тебя, и ты не простил Меня”.
Прощение – это подвиг, а не экзальтированные нюни. И когда человек религиозно просит прощения у другого, он просит у него религиозного подвига и выражает свою готовность к подвигу.
= = =
«Прощение и примирение – в чем разница?»
Традиция просить прощения в последнее воскресенье перед Великим Постом восходит к древним египетским монахам. Жизнь их была непроста, и уходя на все 40 дней поста в пустыню, никто из них не был уверен, что вернется из уединения. Как перед смертью они просили друг у друга прощения накануне.
Всё-таки Церковь имеет в виду прежде всего не примирение, а именно прощение, причём не получение прощения, а просьбу о нем. И в Прощёное воскресенье прежде всего важно принести другому покаяние, сказать «Прости!», нежели получить прощение.
Но очень часто люди думают, что если я попросил у кого-то прощения, то я буду должен ему что-то ещё, что после этого я должен быть с ним другом, я должен быть ему близким, должен ему быть роднёй. А это опасно. А вдруг он опять начнёт шутить надо мной, издеваться, унижать. Но нужно иметь в виду, что просить прощения, чтобы в душе своей примириться с человеком, вовсе не означает с ним потом общаться, потому что решение о внутреннем примирении не совпадает с решением потом с ним вести какие-то близкие отношения.
Я могу попросить прощения, но при этом решить для себя, что с этим человеком больше не буду иметь никаких дел, потому что он опасен, потому что он хочет надо мной издеваться. Или просто потому, что я больше не вижу никакой перспективы общения. Это – моё решение, это – моя ответственность. Поэтому прощение ни в коем случае не обозначает непременное сближение с этим человеком в отношениях.
= = =
«Прощать – это элементарная техника безопасности»
Прот. Сергий Правдолюбов: Прощать — это элементарная техника безопасности
Прощеное воскресенье — напоминание о том, что нам надо будет всех простить. Так требует Господь наш Иисус Христос, и не потому, что у Него возникло такое деспотическое желание, а потому, что если я кого-то не простил, бесполезно даже молиться и просить у Бога что-то для себя. Никаких отговорок, уловок быть не может. Мы должны простить, иначе жизнь наша двигаться не будет.
= = =
«Примирение и прощение: практические советы»
Процесс взаимного прощения можно сравнить и с мозолью. Когда дальше соседнего колодца не ходишь, то оно и не болит особо. Но отправляясь в дальнее путешествие, на войну или в экспедицию, все раны лучше залечить, иначе заболят так, что всё на свете проклянёшь.
Почему Церковь рекомендует перед всяким важным делом прежде примириться с ближними? Это что-то вроде техники безопасности, чтобы не перегореть и не носить на себе лишние тяготы. Сначала создать условия для духовной работы, разобравшись со «свербящими» и отвлекающими отношениями, а потом только приступить к внутреннему деланию.
Вина, надо сказать, сложное чувство. Мы чаще всего её или приуменьшаем, или преувеличиваем. И то, и то не очень полезно, так как уводит нас от реальности и может служить для оправдания собственных слабостей или манипулятивных наклонностей.
Есть такие матери, которые любят просить у своих детей прощения за то, что жизнь своим чадам испортили, есть супруги, которые извиняются за то, что партнёрам своим жизнь сломали. Так и хочется сказать в ответ: «Господа, будьте скромнее. От вас зависит далеко не все».
Так что одной из первых добродетелей, которая поможет в деле прощения, станет скромность. Только не в смысле «психически нездоровая бесхребетность и затюканность», а понимание того, что я тут не пуп земли, я участник процесса, от меня кое-что зависит, но не всё. Но многое зависит именно от меня.
Скромность даёт почувствовать собственный вес. Если я чувствую себя песчинкой и соринкой, то не вру ли я себе, не пытаюсь ли себя оправдать, а свой вклад в ситуацию свести к минимуму? Если я чувствую себя слоном в посудной лавке, которому не пошевелиться, чтобы что-нибудь не сломать, не пытаюсь ли я льстить собственной значимости? Ведь и то и другое в конечном итоге является манипуляцией.
Очень важно в деле прощения помнить о том, что наша цель — не выклянчить прощение, а донести до нашего ближнего своё желание разрешить ситуацию. Мы переступаем через чувство собственного комфорта, но не собственного достоинства. Да, не надо забывать о том, что даже в ситуации, когда мы просим прощения, надо оставаться достойным. Кого? Того, по Чьему образу и подобию мы сделаны.
Мы можем сделать дурные поступки и не признаться в них, как отрёкся апостол Пётр от Христа (причём не единожды, трижды!), но потом нашёл в себе силы в этом раскаяться. Он уже не может отменить факт этого малодушия, но он может признаться в том, что совершил поступок, противный его совести.
Собственно, тот же отрывок евангельского текста показывает нам, как надобно относиться к людям, которые перед нами провинились. Не тыкать их носом в их проступок, не закапывать их в вине, не стыдить. Не об ущербе говорить, а о разрешении: «Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь . Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Ин: 21.17).
= = =
«Прощение как потребность»
Способность прощать, безусловно, есть у каждого человека, потому что он создан по образу и подобию Бога, Который непрестанно нас прощает.
Более того, Господь, зная эту нашу способность, прямо заповедует нам прощать в течение даже одного дня так много раз, что трудно сосчитать. Но для того чтобы какую-то способность реализовать, надо иметь намерение. Иногда человек хочет прощать и прощает, а иногда не хочет прощать и не прощает. Сложнее бывает, когда мы понимаем, что как христиане должны простить — и не можем. Это оказывается очень тяжело и болезненно для самолюбия, и мы находим массу причин, чтобы не делать этого. Например, говорим себе: «Ведь Господь прощает человека тогда, когда он кается и сам просит прощения. Если мой обидчик повинится, я тоже, может быть, прощу его».
Необходимо всегда помнить о заповеди «подставить левую щеку». Некоторые отцы трактовали это таким образом: когда тебя обидели незаслуженно, и ты уже готов возмутиться этой несправедливостью, вспомни о своей левой щеке, то есть о своих худых делах, о которых не знает никто, кроме Бога. И пойми: Господь посылает тебе возможность потерпеть обиду, чтобы через это очистить себя. Ведь ты однозначно заслужил это.
Молитва злопамятного, как говорит преподобный Исаак Сирин, это сеяние на камне.
Прощение вовсе не предполагает предоставления человеку возможности сделанное нам зло повторять. Простив грабителя или мошенника, мы вовсе не должны разрешить ему вновь нас ограбить, обмануть.
Когда мы говорим о прощении, то в первую очередь речь идет о состоянии сердца. Простить — это значит человеку его неправду отпустить именно от всего сердца, как очень точно сказано в Евангелии. Это значит, что сердце не должно болезненно сжиматься, когда мы об этом человеке говорим или думаем, а в душе пребывает мир и хотя бы в какой-то мере любовь и сострадание. Вот это и есть прощение.
Почему же так сложно простить? Нам очень часто кажется, что мы в этой жизни — несчастные и слабые жертвы, а те, кто причиняет нам зло,— нападающие, агрессоры. Но надо понять, что если кто-то тебе делает плохо, то он причиняет зло и себе в том числе, причем себе в гораздо большей степени, ведь, безусловно, Господь взыщет. В этом надо усмотреть повод этого человека пожалеть и уже не чувствовать себя жертвой. Когда ты сильный, нетрудно простить. Вот это, мне кажется, путь прощения — стать сильнее.
Повторюсь, с прощением изменяется состояние сердца, из которого должно уйти зло. Но если необходимо выстроить с обидчиком некую дистанцию, то это нужно сделать. Можно сказать: «Да, я тебя прощаю, но больше не хочу с тобой иметь никаких дел, потому что иначе это будет слишком большим соблазном и для тебя, и для меня».
Прощая человека, в семье или на работе, бывает необходимо установить за ним тот контроль, которого не было прежде. И в этом нет ничего противного христианской любви, потому что в ряде случаев этот контроль будет благом.
Когда человек просит у нас прощения неискренне, то, конечно, на самом деле он его не просит, а пытается выстроить с нами какие-то взаимоотношения, действует в русле некой дипломатии, а может быть, даже проявляет коварство. Если мы это видим, то должны разумно действовать: пожалеть, простить и опять же установить ту дистанцию, которая и нас обезопасит от недобросовестных действий этого человека, и ему не даст причинять нам зло, а потом нести за него ответственность.
Вот таково прощение — увидеть в человеке не того, кем он является сейчас, а того, кем он был прежде, когда еще всего этого не натворил. Увидеть, можно сказать, его душу, сотворенную Господом, и понять, что таким вот беспомощным и слабым он предстанет на суд Божий, где уже не будет ни власти, ни имущества, ни положения, а только вечность. Вот когда себя и его перед лицом вечности и зыбкости существования здесь поставишь, тогда и появляются силы простить.
= = =
«Мы замечаем, когда обижают нас, и не замечаем, когда обижаем сами»
Мы замечаем, когда обижают нас и не замечаем, когда обижаем сами
Часто мы хорошо видим, когда нас обижают, а вот когда мы сами кого-то обижаем, забываем, не обратив на это внимание. И поэтому хотя бы раз в год мы должны признаться сами себе, что многих обидели. Не только делом, словом, но даже и взглядом, отношением. В нас нет открытости, сердечности, милосердия, желания сочувствовать, сострадать человеку. Мы почему-то считаем плохим тоном кого-то жалеть. Когда человек говорит нам о своих проблемах, мы начинаем менторски поучать его, давать советы, вместо того, чтобы просто пожалеть, посочувствовать ему.
= = =
«Мы обиделись. Если тебя обидели»
Человек сотворен по образу и подобию Божию, и как Вселюбящему Богу не свойственно не любить кого-либо, так и человеку это не свойственно. Ненавидящий ближнего (даже виноватого) поступает против своей природы, ломая и уродуя ее. Великим богатством считаем мы здоровье. Как печалит нас даже малая потеря его. А вот ущерба, нанесенного своей душе, мы часто не замечаем. Хотя драгоценнее человеческой души нет ничего в мире. Весь этот прекрасный мир, что окружает нас, когда-нибудь окончит свое существование, обратится в прах. Душа же человека будет жить вечно. Ради ее спасения пролил Свою Божественную Кровь Иисус Христос, Сын Божий. «Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 3, 36) — говорит Спаситель.
Каждый человек, как бы испорчен и греховен он ни был, несет в себе образ Божий.
Из молитвы «О ненавидящих и обидящих нас»: «Господи:.. ненавидящих и обидящих нас прости, и от всякаго зла и лукавства к братолюбному и добродетельному настави жительству».
Не будем спешить с осуждением. Обратимся сначала к своей совести. Так ли уж мы чисты сами? Ведь не может вор судить вора, клеветник — клеветника? Разговор идет о личном осуждении, так как судья, человек хотя и не без недостатков, однако судит преступника, потому что судит не личным судом, а согласно имеющимся законам.
«Всякий ненавидящий брата своего есть человекоубийца» (Ин. 3, 15).
«Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете и судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7, 1 – 3).
«Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12, 21)
«Если враг твой голоден, накорми его . если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (Рим. 12, 20)
«Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного . ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 44 – 45)
Легко молиться за милых родных, за благодетелей, за друзей. Молитва за врага не легка. Мы считаем обидчика недостойным нашей молитвы, недостойным милости Божией, недостойным спасения. Но если мы потрудимся, преодолеем свое настроение, обиду, осуждение, то молитва наша, трудовая молитва будет не только ходатаицей за нашего противника, но и заступницей за нас. «Спаси, Господи, раба Божия (имя неприятеля) и сия ради молитвы помилуй мя грешнаго», — молимся мы о причинившем нам печаль. Ради моей молитвы о враге, помилуй мя, Господи.
Умножающиеся в мире беззакония, тиражируемые печатью и телевидением, наполняют наши сердца не столько сочувствием и состраданием к жертвам, сколько ненавистью и злобой к людям, которых мы никогда не знали и не узнаем, иногда давно уже умершим. Наше личное чувство справедливости требует наказания, ум, помраченный ненавистью, изобретает месть. До любви ли тут? А так ли нужно наше душевное участие во всех мировых скорбях? Тем более, что тревожащие нашу душу события преподаются в частной интерпретации, а зачастую и вовсе в искаженном виде. Что, кроме осквернения собственной души, принесут наши проклятия в адрес почившего государственного деятеля, «наломавшего дров», или в адрес персонала какой-нибудь кейптаунской больницы, дурно обращающегося с пациентами? Как часто милые семейные вечера и застолья омрачаются обсуждением политических интриг, преступлений и катастроф! Знакомая всем картина, когда люди методично обсуждают проступок чиновника, артиста, какого-то видного человека, живущего или даже умершего. Выкладываются одно за другим доказательства вины, подозрения. И со все возрастающим гневом или злобной иронией вершатся «суд и расправа».
Кажется, Ангел покинул беседу и мрак сгущается над обезумевшими людьми. На моей памяти немало внутрисемейных противостояний, ссор и обид родилось в таких обличительных беседах-приговорах.
«Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа . ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк. 9, 54 — 56).
= = =
«Почему мы должны прощать обиды?»
“Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный . а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших” (Мф. 6:14-15).
Апостол Петр спрашивал у Иисуса Христа: “Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?” Но Господь отвечал: “Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз” (Мф. 18:21), то есть бесконечное множество раз до самой гробовой доски.
Мы должны прощать обиды по трем причинам: прежде всего потому, что если не простим, то нас не простит Господь . потом, если мы будем жестокосердны, то Господь не примет наших молитв . наконец, взаимное прощение нужно потому, что дает невыразимую духовную радость.
Иоанн Лествичник рассказывает, что в одной обители был монах по имени Кир, который невероятно много терпел от братии. Каждый день выгоняли его из-за стола, ругали его, крича: “Вон отсюда, горбоносная кирка,” а он все терпел и молчал. И когда спросили его, как он может переносить столько оскорблений, он отвечал: “Монах должен терпеть тридцать лет, а я переношу только еще пятнадцать.” И за великое всепрощение Господь причислил его к лику святых.
Если мы прощаем, то как легко становится на сердце и как свободно и радостно дышит грудь! Вспомните, если мы обижены каким-нибудь человеком, как тяжело нам бывает, как не хочется встречаться с ним, неприятно видеть его лицо.
= = =
«Полюбить прощение – значит полюбить боль и обиды»
Иерей Алексий Дарашевич: Полюбить прощение – значит полюбить боль и обиды
«Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю», – говорит апостол Павел (Рим. 7,15).
Нужно научиться прощать. Любую обиду. Нам нужно полюбить прощение. Значит, нам нужно полюбить боль и обиды. Иного выхода нам Господь не оставил. Не обманывайтесь: наша обида не случайна. Это не простое стечение обстоятельств. Там, где присутствует Бог, не может быть случайности. Если даже волос с головы человека не падает без воли Божией, то любая обида – тем более. Это именно Господь четко, намеренно, в ясности Своей дал мне моё испытание. Приготовив царскую трапезу в небесных чертогах, Он вначале предлагает каждому его крест. И хотя это даже не само распятие, а только его подножие, всё наше существо сопротивляется боли.
Мне кажется, если мы не можем простить человека, мы больны недостаточностью любви. Господь, послав испытание, которое проявилось в нас в виде обиды, показывает нам нашу слабость. Это Его обращение ко мне: «Я знаю, в тебе должно быть больше любви. В тебе есть эта возможность. Ты еще не набрал той любви, которая в тебе должна быть. Вот твой уровень».
Нужно простить. Как? Здесь мы встречаемся с собственным себялюбием. Оказывается, себя я люблю и жалею больше, чем другого, более того – себя люблю, а ближнего ненавижу, может статься, что и себя не люблю, а его всё равно ненавижу. Горе мне, страдальцу и всё равно – себялюбцу и себяжальцу.
Люди, и в том числе наши близкие, делают иногда вещи, которых не должно быть. Но здесь мы опять встречаемся с недостатком своей любви, даже такой простой, как чувство жалости. Мы недостаточно их жалеем – наших обидчиков. Напротив того – осуждаем, то есть, оказывается, что мы – судьи, а они – наши подсудимые. Разве к этому призвал нас Господь? Он учил иному: «Не судите, да не судимы будете». Мы не заметили, как стали теми, кем нам категорически запрещено быть. Только Господь может судить, судить по праву Творца и Избавителя, и никто другой, «Его же милость безмерна и человеколюбие неизреченно». Нам же кажется, что обида, боль, а иногда и многие издевательства, которые мы испытали, дают нам право быть судьей. Не дают. Но, оказавшись в состоянии обиды, мы оказываемся в состоянии судьи. Это очень опасно. Это значит, что мы нарушили основополагающие отношения жизни, подвели себя к запретной черте.
Господь не случайно сказал: «Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам отец ваш небесный: Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни отец ваш отпустит вам согрешений ваших», эти слова читаются на прощеное воскресение перед Великим постом. Поэтому прощение обид для нас, православных Божьих людей, даже не обсуждается. У нас нет никакого другого варианта. Но наше недостаточное христианство не дает нам это сделать. Потому что мы слишком хорошо знаем – как нужно жить, эту меру накладываем на поступки ближнего и выносим вердикт: «Он – преступник».
Это фантастически трудная вещь – как существовать с этой преступной неправильностью [окружающего мира]? С безбожием соглашаться нельзя, это противно нашей природе. Если согласимся, станем лицемерами, и вообще не христианами. Соглашаться – запрещено, но принять – и можно и нужно.
= = =
«Как простить обиду?»
Слово Божие говорит: “Гневайтесь и не согрешайте”. Господь не может грешить – Он Единый Безгрешный. Это мы маловерные и гордые, если гневаемся, то с раздражением и даже со злобой. Потому и обижаемся, что думаем, что и на нас злятся. Гордый уже внутренне готов обижаться, потому что гордость – это искажение человеческой природы.
Но все-таки эта боль (обиды) оттого, что человек не умеет смиряться. Смиренный человек скажет себе твёрдо и спокойно: «Это я получил по своим грехам. Господи помилуй!» А горделивый начнёт возмущаться: «Ну, как же так можно?! Как же можно ко мне так относиться?».
Мне кажется, что может быть ещё больнее, если тебе правду скажут: «А-а-а, вот, ты какая!». «А я ведь, действительно, такая… Вот гады!».
Попали в точку. Да ещё при всех сказали! Нет, чтобы потихонечку, чтобы деликатно как-нибудь сказал, по головке погладил или бы подсластил. Прямо при всех!.. Это ещё побольнее будет. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня». Это хорошо, когда незаслуженно злословят. Когда незаслуженно – блаженны, а когда заслуженно – надо каяться и просить прощения.
Человек попадает в бесконечный мысленный круговорот [обиды]. Он напрягается, изобретает, что бы такое ему сказать, как ответить. Чем дольше человек в нём пребывает, тем труднее обидчика простить. Он только удаляется от этой возможности, потому что сам себя укореняет в обиде, более того, вырабатывает в себе стереотип, говоря языком биологическим, условный рефлекс, который не даёт с этим человеком общаться. Только увидишь его… и пошло: «Раз он, такой-сякой, негодяй так с тобой поступил, значит с ним невозможно разговаривать. Ты к нему так хорошо, а он к тебе так плохо…» И люди перестают друг с другом общаться, потому что просто не могут обиду преодолеть: «Я бы может быть и рад с ним поговорить, вроде даже и настроился, и пришёл, и хочу, а ничего не получается».
— Мне кажется, часто человек, сам того не осознавая, не хочет простить обиду, потому что осознание своей правоты и неправды обидчика как-то утешительно.
– Да: никто меня не жалеет, так хоть я сам себя пожалею. Это категорически мешает. И опять-таки в этом есть или горделивая попытка своими силёнками справиться, или принять желаемое за действительное.
Смирение – добродетель сверхъестественная. Господь сказал: «Я смирен». Кто-то из святых отцов сказал, что смирение – это одеяние Божества. Оно сверхъестественно. Смиренный человек – тот, который побеждает зло в самом его корне. И если ему для этого нужно применить физическую силу, значит, он её применит. Это вовсе не тюфячок-половичок, об который ножки можно вытирать: «Ах, я терплю, я такой смиренный». А внутри всё бурлит-кипит… Какое же это смирение? Это пассивность перед злом.
– Можно ли идти к Причастию, если никак не можешь побороть боль?
– Бывают грехи, которые за один раз не преодолеешь и, конечно, в такой ситуации особая помощь Божия необходима. Поэтому нужно причащаться, нужно молиться, каяться, бороться со своим грехом. И понимать, что либо ты победишь в себе свой грех, напрягая все свои силы, либо грех без всяких усилий победит тебя.
= = =
«Да ведь ты его ненавидишь, признайся себе в этом»
Как часто мы выдаем за желание простить собственный стыд от переполняющих нас злых чувств.
То, что мы не хотим простить, часто узнаётся только тогда, когда с нашим обидчиком происходит что-то плохое. Вот мы, казалось бы, забыли обиду и жизнь наша давно идет дальше, но вот, как говорится, «труп врага проплывает мимо» и мы с удовольствием понимаем, что это труп именно врага. Хоть и поверженного. И нам его не жалко, как жалко было бы того, кого мы любим и искренне простили бы.
«И то простить, чего нельзя простить. Великодушным мне нельзя не быть» – сказал поэт, тем самым прекрасно иллюстрируя наш главный мотив к как бы «прощению» – мы искренне хотим быть великодушными, видеть себя таковыми, казаться таковыми. Иногда быть великодушным радостно и приятно. А иногда – приятней чувство отмщения. И мы выбираем не по заповедям, а по наитию, то, что нам естественней в данный момент.
= = =
«Он не заслуживает даже моей обиды, и потому я охотно прощаю его»
Он не заслуживает даже моей обиды, и потому я охотно прощаю его… (+АУДИО)
Бывает, что на какую-нибудь гадость, сделанную нам другим человеком, мы реагируем приблизительно так: «Ну что, в сущности, с него спрашивать? Он не заслуживает даже моей обиды, и потому я охотно прощаю его». Здесь, конечно, нет никакого прощения, но лишь чувство презрения, основанное на сознании своего нравственного превосходства, т. е. на гордыне. И, конечно, не к такого рода прощению, вытекающему из низкой оценки людей, призывает нас Христос.
Но иногда прощаем мы по-другому: «Я вас прощаю, — говорим мы тому, кто так или иначе обидел нас, — и ничего против вас не имею, но видеться и поддерживать с вами какие бы то ни было отношения больше не желаю». Но и это, конечно, не прощение, ибо вычеркнуть человека из собственной жизни («Вы для меня отныне не существуете!») сравнимо в духовном плане ни больше ни меньше как с убийством.
И вот важно, бесконечно важно понять, что настоящее, полное, истинно Божие прощение возможно лишь там, где человек признается носителем Божественного образа, объектом Божественной любви. Бог любит и прощает грешника не потому, что тот мал, слаб и ни на что доброе не способен, а потому, что никакой грех не способен до конца затемнить в человеке его божественное происхождение и призвание. Прощение направлено не на грех, не на зло, ибо христианство никогда не признавало их неизбежности и «нормальности», а на человека. И вырастает оно из веры в то, что человек — не то, чем он стал, а нечто бесконечно высокое и к высокому призванное.
Поэтому, когда мы в начале поста просим друг у друга прощения, это означает не то, что мы махнули рукой на чужие грехи и недостатки, а то, что мы не соглашаемся свести человека к его грешной видимости и верим, что зло и неправда не есть подлинная его сущность. Вот почему прощение несет в себе силу возрождения и обновления, вот почему оно возвышает и прощающего, и прощенного, вот почему в нем зажигается огонь новой и светлой жизни.
= = =
«Как исцелиться от обидчивости»
У святителя Николая Сербского есть один прекрасный образ. Он говорит, что общение с Господом — это океан радости, а любые житейские искушения — это ничтожные капли, бесследно исчезающие в океане. Вот как он пишет: «Господь разверз перед нами океан небесной радости, перед которым все наши скорби и искушения подобны малым каплям, неспособным этот океан замутить. О братья, сколь малую цену просит от нас Господь за эту отраду, в которой купаются ангелы и плавают праведники! Исполним несколько Его заповедей — вот и вся цена! О Господи Иисусе, пречудный источник радости, отрада наша и умиление, не допусти мутным каплям скорбей и напастей нас отравлять!»
Старец Иосиф Исихаст писал: «Приобретает не умный, благородный, красноречивый или богатый, а тот, кого оскорбляют и он долготерпит, кого обижают и он прощает, на кого клевещут и он терпит. Он очищается и просветляется более других. Он достигает высокой меры. Он еще здесь — внутри рая».
«Когда человек грешит, он отделяется от ближних и приобретает чувство, что они его не любят, не жалеют, не думают о нем, не интересуются им. Подобно тому, как язык, потерявший чувство вкуса, не ощущает сладость мёда, так и человек греха страдает нечувствием, не воспринимает любовь людей, обижается и всё толкует неправильно, считая, что все хотят ему зла, что все живут и радуются, а его бросили.
И даже если ты прольешь за него кровь, он даст другое толкование твоей любви. Если ты скажешь ему что-то доброе, он посчитает, что ты вмешиваешься в его жизнь. Если скажешь ему: садись тут, он будет считать, что ты его презираешь. Грешный человек живет в оковах своего греха и страшной темнице своего одиночества.
Когда человек, оказываясь в подобных ситуациях много раз, приходит к выводу, что ближние его не любят, не жалеют, не помогают ему, что они в чем-то виноваты, то совершенно ясно, что он согрешил. Тот, кто освободился от греха, приобретает чувство, что все его любят, жалеют, всех он ощущает как родных, ему хочется всех обнять, потому что все исполнены милости к нему. Итак, чем более я освобождаюсь от греха, тем более прихожу в единство с ближними. И наоборот, чем больше грешу, тем больше от всех отделяюсь».
У преподобного Симеона Нового Богослова есть такие слова: «Если в то время, когда его бесчестят или досаждают ему, человек сильно болеет от этого сердцем, пусть он знает, что носит древнего змия, гордость в недрах своих».
У старца Емилиана есть такие слова: «Никто не может быть с Богом, если не смиряется, если не презирается, если не проигрывает в чем-либо, если не терпит ущерба каждый день. Ежедневно терпеть ущерб, лишения и бесчестия от других — это наше опытное смирение, которое нас делает великими пред Богом и благословенными у Бога. Я должен вкушать смирение черпаком, снова и снова и часто сокрушаться. Однако когда я ничего не принимаю от ближнего, когда я берегу свое достоинство, смотрю за тем, чтобы меня уважали, любили, чтобы я был желанным, чтобы меня понимали, одобряли, признавали, — тогда со мной нет Бога. Моя жизнь — душевная, она — не духовная. Тогда я живу душевными переживаниями, в какой-то неполноценности. Живу по законам психологии, а не духовного общения».
Вот что рассказывает о себе старец Ефрем Филофейский, ученик старца Иосифа Исихаста:
«Когда я был новоначальным, моя гордость была выше меня ростом. Я думал, что представляю из себя нечто, потому что с детских лет вёл строгую жизнь.
Старец Иосиф, умеющий видеть вещи как они есть, своим острым взором заметил, какой зверь живет во мне и взялся его убить. Чего он только со мной ни делал! Все те годы, что я был рядом с ним, я только два раза услышал от него свое имя. Обычно он звал меня так: дурень, косорукий, малой и другими подобными прозвищами. Но сколько любви было за этими изощренными колкостями, какая чистая заинтересованность за этими оскорблениями!
Конечно, когда он меня обличал, мне было больно. Моя гордость брыкалась во мне и говорила: „Почему только к тебе Старец проявляет такую строгость? Почему он тебя ругает?“ Но благодаря наставлениям Старца и просвещению Божию, я вел суровую борьбу со страстью. Ибо я знал, что если этот зверь, гордость, не умрет, то он не даст мне вздохнуть.
Я распинался душой, чтобы сподобиться воскресения. Мне было больно — и я шел в свою келлию, обнимал Распятого и со слезами говорил: „Ты, будучи Богом, претерпел пререкания, несправедливости от толпы грешных людей. Я же, грешный и страстный, разве не приму одного обличения? Старец поступает так, потому что любит меня, потому что цель его — спасти меня“. И я чувствовал, как укрепляется моя душа, чтобы вытерпеть распятие.
Мало-помалу я избавился от недуга гордости. Так начался мой монашеский путь, изменение моей жизни. Это была трудная, но прекрасная жизнь».
Старец Емилиан так рассуждает:
«Вы мне скажете: „Неужели правильно, чтобы ближний делал со мной все, что хочет?“ Конечно, да! Это правильно и естественно, потому что человек поступает в соответствии со своим характером. Нервный будет нервничать, кроткий будет обращаться с тобой кротко, обходительный будет разговаривать деликатно, а грубый, естественно, будет разговаривать грубо. Как в человеке обходительном ты не найдешь грубости, так от грубого не можешь ждать обходительности.
Всякий человек своим поведением выражает избыток своего сердца, не может он дать что-то другое, не будет он давать то, что хочешь ты. Человек ведет себя так, как вели себя его папа, мама, в соответствии со своими наследственными качествами, с жизнью, которой он до сих пор жил. Всё это падает на меня. То что, собственно, могу я сделать, — это принять каждого как он есть, и особенно, когда он мне противодействует, когда идет против меня, потому что это может сделать меня святым».
Христианин должен уметь жить с любыми людьми и приноравливаться к любым условиям и характерам.
Хочу обратить внимание на такую вещь. Если человек совсем не борется с обидчивостью, то это может даже привести к серьезному душевному недугу. Вообще, обида — это всегда болезненное состояние души. И в таком состоянии нельзя оставаться надолго. Например, когда у нас температура, болит горло, мы стараемся сразу лечиться, потому что иначе болезнь может усилиться, стать хронической, повредить какие-либо органы. Вот так и обиду мы не можем оставлять в своей душе, потому что иначе наша душа может серьезно повредиться.
Я помню немало таких случаев, когда человек один раз позволял себе обидеться на кого-то и заунывать, а потом не мог выйти из этого состояния много дней. Его всё ранило, в любом слове ему слышались насмешка или упрек. Человек просто становился сам на себя не похож! Он обижался и унывал из-за таких вещей, на которые раньше даже не обратил бы внимания. Например, разговаривают рядом с ним шепотом, чтобы ему не мешать, а он думает: «Почему от меня отгораживаются?» И огорчается целый день.
Или, например, случилось ему заболеть. Его навестили несколько друзей, принесли угощение, окружили его любовью, а он потом огорчается от помыслов: «А почему другие ко мне не пришли? Почему про меня забыли? Вот, они все радуются жизни, а я тут один». И так человек огорчается от всего. Он и хотел бы выйти из этого состояния, но это уже не так просто. И всё это из-за того, что какое-то время назад он сам впустил в свою душу вирус обиды, то есть принял помыслы, поддался чувствам.
Вообще любому человеку, который имеет склонность обижаться, можно посоветовать больше помогать ближним. И это истинно христианское устроение. Человек же, который обижается, зря тратит свое время и не растет духовно. Он весь погружен во взаимоотношения с людьми, вместо того чтобы общаться с Господом и исполнять заповеди.
Старец Емилиан говорит:
«Вы должны настроить себя на то, чтобы оставить все лишнее и возлюбить Бога. Если вы придете ко мне, погруженные в свои тленные заботы и поглощенные повседневностью и прозой жизни, то я ничем вам не смогу помочь. Нам не о чем с вами будет говорить. Если ты спрашиваешь у меня: „Какое правило мне исполнять, отче?“, а сам в этот час обеспокоен тем, что тебя обнесли за трапезой, положили мало еды и ты остался голоден, или когда с тобой грубо поговорили, не осуществилось то, на что ты рассчитывал, когда не отдохнула твоя плоть, или у тебя болит живот, или если случилось что-то у тебя дома, то какой совет мне дать тебе относительно молитвы? Тебя волнует то, другое, третье — что угодно, но только не молитва».
Первое правило — никогда не показывать свою обиду. То есть не поддаваться страсти на деле. Когда мы чувствуем обиду, нам, бывает, хочется выяснить отношения, например, спросить: «А почему ты так со мной разговариваешь, что я тебе сделала?» Хочется упрекнуть обидевшего нас человека, потребовать хорошего отношения к себе. Но когда мы высказываем страсть — то укрепляем ее в своем сердце. Старец Иосиф Исихаст поучал об этом очень кратко и емко: «Если заговоpишь, пpоигpал».
Повторю слова Симеона Нового Богослова, которые я уже приводила: «Если в то время, когда его бесчестят или досаждают ему, человек сильно болеет от этого сердцем, пусть он знает, что носит древнего змия, гордость в недрах своих». А дальше святой отец говорит: «Если он будет противоречить с горечью и говорить с дерзостью, то придаст силы змею изливать яд в сердце его и немилосердно пожирать внутренности его. А если станет молча переносить обиды, то сделает змия этого немощным и расслабленным».
И конечно, важно удерживаться не только от слов, но и вообще от любых внешних проявлений обиды: например, от того чтобы ходить с хмурым видом или не здороваться с ближними. Еще совершенно недопустимой вещью является то, чтобы христианин перестал разговаривать с тем, кто его обидел. Даже одна мысль: «Я не буду с ним говорить» — уже преступление. Этим мы вычеркиваем человека из жизни, для нас он как бы перестает существовать. И это, можно сказать, подобно убийству.
В уставе Ватопедского монастыря есть даже особый пункт об этом. Там написано, что не говорить с братом — это смертный грех, который является препятствием к Причащению. Это действительно одно из крайних проявлений обидчивости, свидетельствующее о том, что человек очень сильно поддается страсти. И в таком состоянии он, конечно, не может воспринять Тайны Христовы. Помните, как говорится в молитвах ко причастию: «Божественную же пия Кровь ко общению, первее примирися тя опечалившим». Всякий раз, когда мы чувствуем обиду, мы должны задавать себе вопрос: как мы будем причащаться? Пред причастием, как перед смертью, мы должны всем все простить.
В давние времена один царь отправил гонца к царю соседних земель. Гонец от быстрой езды запыхался и, войдя к царю, начал говорить, переводя дыхание: «Мой господин… повелел вам сказать… чтобы вы дали ему… белую лошадь… А если не дадите, то…». Он вновь остановился, чтобы отдышаться. А царь воскликнул: «Не желаю больше слушать! Доложи своему царю, что у меня нет такой лошади! А если бы была, то…» Тут он запнулся и задумался. А гонец, услышав эти слова, испугался и выбежал из дворца. Когда он донес своему царю об ответе, тот разгневался и объявил соседу войну. Долго длилась она — много крови было пролито, много земель опустошено. Наконец оба царя согласились на перемирие и встретились для переговоров. Один царь спросил другого:
— Твой гонец передал мне твои слова: «Дай мне белую лошадь, а если не дашь, то…»? Что ты этим хотел сказать?
— Я хотел сказать: «Если не дашь, то пошли лошадь другой масти». Вот и всё. А ты что хотел сказать, когда ответил: «Нет у меня такой лошади, а если бы была, то…»?
— Я хотел сказать: «…то непременно послал бы её в подарок моему доброму соседу». Вот и всё.
= = =
«Шантаж прощением, или дети и обиды»
…Теперь эти стенания идут под лозунгом: «Прости меня, мамочка! Ты не можешь меня не простить, это грех!»
А я не могу простить! Потому что все еще кипит внутри. И потому, что я понимаю, что сейчас она не просит прощения. Она меня шантажирует им. Она хочет, чтобы все стало хорошо, чтобы я перестала злиться, чтобы мир вернулся в свое привычное состояние. И только поэтому ей нужно услышать от меня заветные слова: «Ладно, я тебя прощаю, все хорошо!»
Надо сказать, что чаще всего она вырывала у меня эти слова. И настолько потом привыкла к тому, что слова «прости меня» нужны для того, чтобы «все стало хорошо», что стала говорить их по поводу и без. Она говорила их раз сто на дню — на всякий случай. Если кто-то получил двойку, она говорила «прости меня». Если кто-то рядом упал, она тоже говорила «прости меня», хотя была совсем ни при чем. Она говорила эти слова, когда разбивалась кружка, когда у меня болела голова, когда ее предавали друзья. Она, обижалась на них, понимала их неправоту, но просила прощения. И это не имело никакого отношения к смирению, о котором так любят долдонить все, кому не лень. Эти слова превратились у Лизы в магическую формулу.
Просить прощения в общем или на всякий случай легче, чем за действительно что-то конкретное, за какой-то проступок, за настоящую вину.
= = =
«Исповедь обиженного»
То, КАК прощать, – показал нам Спаситель, молившийся на Кресте за тех, кто распинал Его: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34).
Только какое отношение это имеет к неласковой продавщице в магазине, к человеку, толкнувшего нас в метро, к соседке, говорящей про нас гадости (список здесь может быть бесконечным)?
Не надо учиться прощать – другой это уровень. А вот попробовать не обижаться – стоит начать. Не видеть, не воспринимать как обиду все то, что нам не нравится, что задевает наше самолюбие.
Тогда горизонт прояснится, и мир вокруг окажется доброжелательнее. А если ты не воспринимаешь всевозможные мелочи обидой, просто не видишь их, то и обижаться уже не на кого и «прощать обиды» – некому.
= = =
«Я люблю сына, поэтому звоню ему по 500 раз в день»
Бог никого ни с кем не сравнивает, Он любит каждого из нас как отдельную личность. Ты когда-нибудь видел, как пишутся иконы? Если посмотреть на начало этого процесса, то не увидишь ничего прекрасного. Недописанную икону никто не купит, не отнесет в церковь – потому что изображение еще не завершено. Но это не значит, что оно никуда не годится и не представляет никакой ценности. Постепенно, один за другим, наносятся цвета, тени… И такую икону, пусть она пока и не завершена, нельзя выбрасывать и уничтожать. Хоть и не дописанная, она представляет собою ценность, потому что над ней работают.
И Господь любит нас такими, какие мы есть, потому что видит – понемногу мы стараемся стать похожими на Него
